Борис Лего: Я воюю с читателями!
Это первое мое интервью, в котором отсутствует фотография собеседника. Как вы, конечно, догадались, это не случайно. Таким было настойчивое требование Бориса Лего, автора книги "Сумеречные рассказы", которая выйдет из печати в мае в издательстве "Эксмо". Книга открывает новую серию "Русская готика".
Говорим о вдохновении, реальности и писательском мастерстве.
О реализме
Насколько для вас реалистичны миры, о которых вы пишете?
Человек я жесткий, поэтому работаю в стиле реализма. Это требует дисциплины и выдержки. Нет времени экспериментировать и сомневаться, вся эта экзистенциальная разлюли-малина не для меня. Я приехал в Россию, на мою священную Родину, чтобы действовать, а не сочинять. Проникнуть в жизнь сложнее, чем создать альтернативную реальность.
Я въехал в русскую жизнь на сияющем танке! А кто еще должен был сделать это? Современные русскоязычные писатели — это либо прекраснодушные профаны, гордящиеся своей протухшей за несколько тысяч лет в закупоренном сосуде кровью, которые ненавидят покойника на похоронах, потому что покойник в центре внимания; либо мрачные скоты — беззубые старики да старухи, сошедшие с лубочных опусов Васи Ложкина, у которых все сводится к описанию природы и чужого имущества. Хотя, если честно, реализм сейчас зависит от ситуации: писатели вытаскивают его на сцену, когда это выгодно администратору нашего театра.
О вдохновении
Что вы считаете источником собственного вдохновения? Оно (вдохновение) приходит изнутри или откуда-то снаружи?
Люблю наблюдать, как исчезают враги России и враги моей веры. Это придает сил. Но и это старо как мир, ничего необычного. Никто ведь не сомневается, что это началось здесь не вчера, этот порядок установился задолго до Рождества Христова.
Перед телевизором все зевают, и вдруг — бац — катастрофа! И верхи, и низы жаждут одного: крови! Представления! С предсмертными хрипами, с полной ареной внутренностей. Нет, телефоны Vertu, холеные бороды, экологические деликатесы с доставкой, клубы для свингеров, где все проверены и надежны, путешествия на яхте из атолла в атолл, — нет, это нас больше не устраивает! Нам нужен Сталинград, горы оторванных голов! Цирк идет на смену театру. И я это понимаю, может быть, лучше других.
О писательском мастерстве
Как Вы пишете? Какие инструменты используете для этого?
Вас интересует кухня? Да никаких жирных секретов. Российский паспорт я пока не получил, живу в домике возле аэропорта Шереметьево. Тут постоянно взлетают и садятся самолеты, мешают работать. К тому же, я стал ненавидеть слова — они похожи на мышьяк или свинец, которые накапливаются в организме, пока не достигается определенная концентрация, и тогда…
По утрам я долго лежу в постели, и перед глазами плывут слова: на клочках бумаги, на этикетках, на металлических пластинах, нацарапанные на камне. Полдня уходит, чтобы составить из этого более-менее внятные фразы. Недавно над аэропортом кружил самолет, была какая-то проблема на борту, и пилот принял решение перед посадкой сбросить топливо. Мне на голову. Так в моем тексте появилась вонь солярки. Все в мире идет слепым зверским потоком, как мышление олигофрена, без рефлексий, так и мои рассказы — нельзя сказать, что я выступаю в роли демиурга, скорее, меня на этих текстах распинают вверх ногами под звон колоколов и травят химией.
Какие места в мире максимально соответствуют духу Ваших произведений? Какая музыка?
Русский Север, яростный неумолимый очищающий свет идет сейчас именно оттуда. Это если вы имеете в виду тутошний земляной мир, самый низший слой реальности, где время застывает и превращается в камень. Так что Север, только Север — оттуда движется Аквилон и вырывает с корнем все слабое и безжизненное, освобождая пространство для нас.
Люблю группу Current 93 и песни иеромонаха Романа (Матюшина), замечательный американский коллектив Possessed и хор Сретенского монастыря. В конце концов, звон крыльев мух, облепивших покойника, — тоже музыка, просто не надо бояться смерти ни своей, ни чужой, а первый шаг к преодолению этого страха — не делить мир на живую и неживую материи.
В чем для Вас смысл творчества?
Я чувствую неодолимое влечение к моему Божеству. И смысл работы — только в Нем, в этом приближении по сумасшедшей траектории, абсолютно без тормозов. Наше творчество – это как лепить ангелочков из говна и крови, стараясь сделать читателю очень больно. И не обольщаться, не взывать к пониманию, на палубе пьяного корабля каждый занят своей одинокой работой — кто-то сгущает кровь, кто-то разжижает краски, кто-то варит в котле обезьяньи хвосты шесть суток подряд. Это въелось в меня намертво, и посему я сам от этого не страдаю. Да, я воюю с читателями. Но эта война подобна волне: кого-то накрывает и топит, а от кого-то не оставляет и намека, но некоторых она выбрасывает прямо на берег, прямо на сверкающий золотой песок.
